На це та багато інших запитань щодо здійснення доброчинної діяльності в Росії, зокрема місії Червоного Хреста, відповідає керівник відділу зі зв`язків з громадськістю московського представництва Міжнародного Комітету Червоного Хреста, Анастасія Ісюк.


Кому выгодно оказывать гуманитарную помощь, кто дает деньги на оказание помощи беженцам, раненым, военнопленным, пострадавшим от катастроф или просто бедным? Что такое гуманитарная организация? За ответами на эти и другие вопросы мы обратились в московское представительство Международного Комитета Красного Креста, к руководителю отдела по связям с общественностью Анастасии Исюк.


- Анастасия, гуманитарные миссии сейчас проводятся во всем мире, в том числе на территории бывшего СССР и в России. Кто стоит во главе гуманитарных организаций и, в частности, Красного Креста? Кто принимает решение о том, что в конкретном регионе конкретным людям надо оказывать помощь?

Если говорить конкретно о нас, то Международный Комитет Красного Креста (МККК) в этом плане - особый случай, единственная в своем роде гуманитарная организация. Дело в том, что мы не являемся межгосударственной структурой, и в то же время не являемся типичной неправительственной организацией. По сути, мы частная организация, во главе которой стоит Комитет, куда входят от 15 до 25 человек, граждан Швейцарии. Комитет возглавляет Президент МККК, переизбираемый раз в четыре года. Этот орган контролирует деятельность организации, определяет основные цели и стратегию, утверждает бюджет. Швейцарское гражданство членов Комитета - это своего рода гарантия того, что деятельность МККК на международном уровне носит нейтральный, независимый и беспристрастный характер. И решения принимаются независимо от правительства стран, в которых мы работаем.

С другой стороны, основанием для нашей деятельности являются Женевские конвенции. Это документ международного права, гуманитарного права, который подписали 192 государства - фактически, все мировое сообщество.

Таким образом, государства сами уполномочили нас работать в зонах вооруженных конфликтов: оказывать помощь гражданскому населению, которое страдает в результате этих конфликтов, а также раненым и военнопленным.

Еще один важный момент - Женевские конвенции направлены на ограничение методов и способов ведения военных действий. И мы пытаемся убедить власти государств и военных, что оружие должно применяться пропорционально, в соответствии с военной необходимостью.

Cуть международного гуманитарного права сводится к тому, что воевать по правилам можно и нужно. Кому-то это кажется иллюзорной идеей: "Ну что вы, ребята, стоите и машете своим белым флагом с красным крестом там, где идет война. Ничего не выйдет - в любви и на войне все средства хороши". В ответ на это мы говорим, что хороши далеко не все средства. "Вы сами подписали документы международного гуманитарного права и дали нам наши функции - защищать гражданское население, раненых, военнопленных, объекты медицинской службы и так далее"...

- А какая структура у Красного Креста?

Можно сказать, что полтора века назад Красный Крест родился на поле боя, в первую очередь для оказания помощи раненым. Сейчас МККК работает в зонах вооруженных конфликтов и внутренних беспорядков. Комитет является частью Движения Красного Креста и Красного Полумесяца. Еще в движение входят национальные общества и объединяющая и координирующая их Федерация. Национальные общества есть в 181 стране мира - то есть, почти во всех государствах. У нас это Российский Красный Крест, в Ираке - Иракский Красный Полумесяц... И эти общества занимаются всем спектром социальных проблем. Это может быть помощь неимущим, старикам, детям, проблемы СПИДа, туберкулеза и еще множество вещей.

Структура движения "гибридная" и довольно сложна для понимания. В России все знают слова "Красный крест", и никто не разбирается, о каком именно "Красном Кресте" идет речь.

На самом деле, работаем мы зачастую вместе. Например, на Северном Кавказе Комитет конечно, тесно сотрудничает с Российским Красным Крестом. То же самое в Ираке - с Иракским Красным Полумесяцем, то же самое в Дарфуре на юге Судана, где сейчас, пожалуй, проводятся самые масштабные гуманитарные мероприятия. У нас в России на это не обращают внимания, но то, что там происходит - это самая серьезная на данный момент гуманитарная катастрофа. Сотни тысяч перемещенных лиц, и многим из них нужно самое элементарное - еда, вода и медицинская помощь, иначе люди просто умирают.

- Получается, в России МККК работает далеко не на всей территории?

Оперативная гуманитарная деятельность ведется на Северном Кавказе, где есть программы индивидуальной помощи беженцам и неимущим жителям Чечни, программы помощи для больниц, работы по поддержке водоснабжения и коммунальных служб, программа информирования о минной опасности - это очень важная проблема для Чечни и некоторых районов Дагестана. Есть и ортопедический проект.

В Москве мы занимаемся так называемой превентивной деятельностью, распространяя знания о международном гуманитарном праве среди военных и студентов, представителей властей и гражданского общества. И юристы, и военные, и политики должны принимать решения, помня о том, что Россия тоже является участником Женевских конвенций.

- Кроме вас на Северном Кавказе, наверное, есть и другие гуманитарные организации, чем они занимаются?

Большинство представленных в России организаций имеют офисы в Назрани или Владикавказе. Это различные агентства ООН, например Всемирная продовольственная программа (World Food Programme), Всемирная организация здравоохранения, это Датский совет по беженцам, "Врачи без границ", и каждая из этих организаций занимается чем-то своим, что у нее получается лучше других. Я думаю, все они готовы рассказать о своей деятельности.

- Вас кто-то просит о помощи, или вы решаете сами, что делать в "проблемном" регионе?

Мы, как и другие гуманитарные организации, проводим анализ ситуации. Прислушиваемся к тому, что просят люди, сами смотрим на то, что происходит. Затем решаем, где и какие ресурсы нужнее всего, составляем программы. Маленькие организации выбирают какое-то одно поле деятельности. МККК, в принципе, организация большая - наш бюджет в России этом году составляет 26 миллионов долларов, и большая часть этих денег тратится на Северный Кавказ. Такой объем финансирования позволяет вести довольно обширный спектр гуманитарных программ.

- А откуда деньги у Красного Креста?

Деньги от тех, кого мы называем донорами. Это, конечно, не самое удачное слово для русского уха. Донорами в первую очередь являются развитые страны. Что-то дает всемирный Банк, что-то - Европейская комиссия по гуманитарной помощи. Также могут поступать и частные пожертвования, деньги каких-то коммерческих и некоммерческих организаций. В общем, каждый может зайти на сайт МККК и нажать "Donate Now".

- Координатор вашей туберкулезной программы Филип Криш говорил мне, что главная задача Красного Креста - посредничество. Грубо говоря, нужно убедить одних выделить деньги, а других - этими деньгами правильно воспользоваться. Вы согласны с этим?

Отчасти это действительно так. Мы приезжаем на место и решаем, что нужно делать срочно, что необходимо в среднесрочной и долгосрочной перспективах. Из этого составляется определенный бюджет, с которым и обращаемся к странам-донорам: "На следующий год на операции по всему миру нам надо столько-то". Чаще всего мы эти деньги получаем, потому что у организации есть определенный кредит доверия: мы делаем то, что мы обещаем. И очень редко получается так: "Мы взяли у вас много денег, но, извините, ничего не получилось". Есть довольно строгая схема финансовой отчетности. Некоторые говорят, что она усложняет нам жизнь, но по-другому никак нельзя.

Иногда бывает, что срочно нужны дополнительные средства. Так, например, случилось с Ираком. В принципе, мы полгода готовились к этой войне, но средств все равно не хватило. В таких случаях мы обращаемся к мировому сообществу и говорим: "Для таких-то операций нам надо столько-то денег". То же самое случилось и в Гаити, когда начался вооруженный конфликт - потребовались дополнительные деньги, и мы их получили.

Благодаря тому же кредиту доверия, который есть у МККК, нам перечисляют и нецелевые средства. И благодаря им мы можем разрешить какие-то чрезвычайные ситуации своими силами, не прибегая к помощи доноров.

Каждый раз, обращаясь за деньгами, мы подчеркиваем свою независимость в принятии решений от тех, кто эти деньги дает и, с другой стороны, от тех, кто эти деньги получает. То есть, на месте мы принимаем решение, на что нам нужны средства, и берем их под это свое, независимое решение.

Большая часть денег поступает просто на финансирование деятельности Комитета. Или деятельности МККК в таком-то регионе. И мы никогда не примем средства на то, чтобы "человеку А в зоне Б предоставили помощь С" - всегда оставляем за собой свободу принятия решений.

- А с кем вы сотрудничаете на месте? Ведь, чтобы оказать медицинскую помощь своими силами, надо развернуть госпиталь, обеспечить его водой, теплом, электричеством, медикаментами, привезти несколько бригад врачей. Это же очень непросто.

Полностью свой госпиталь... Это бывает, но достаточно редко. Крис Жанну - ведущий хирург МККК, с которым вы разговаривали, в свое время рассказывал, что на каждого человека, пребывающего в госпитале, нужно поставлять как минимум 100 литров чистой питьевой воды в день. Если это, и еще несколько подобных условий не соблюдены, то просто нет смысла разворачивать полевой госпиталь. Зачем оперировать при отсутствии гигиены?

В реальной жизни МККК чаще всего работает со структурами, которые уже есть на месте. Даже в Либерии мы использовали заброшенный госпиталь Кеннеди. Он был разрушен бомбежками, но мы отремонтировали его, поставляли туда медикаменты, привезли наших врачей, которые обучали местных медиков,

Но это Либерия - бедная африканская страна, в которой уже более десяти лет идет война, все разрушено. Другое дело Ирак, где были прекрасные врачи, хорошая медицинская инфраструктура. Там требовалась в основном техническая, материальная поддержка и совсем немного профессионального тренинга. Местных специалистов мы обучали справляться с большим потоком раненых, правильной сортировке больных.

Судя по сообщениям СМИ, полевой госпиталь был развернут даже в Беслане...

Что касается госпиталя, то лучше с этим вопросом обратится в МЧС - его разворачивали они, и главной его целью была сортировка раненых.

А МККК в Беслане оказывал помощь больницам. Первого сентября мы работали с Минздравом Северой Осетии, а третьего сентября и в последующие дни - непосредственно с больницами Владикавкаца и Беслана, где врачам приходилось справляться с большим потоком раненых.

- С тем, кто помогает Красному Кресту и подобным организациям, теперь понятно. А кто мешает вам работать? Пожалуй, этот вопрос надо сформулировать более корректно: что бы хотелось изменить в условиях вашей работы, если мир во всем мире пока невозможен?

Хотелось бы, чтобы гуманитарная деятельность, в том виде, в котором мы ее себе представляем, действительно была беспристрастной и независимой. И это не просто слова. Нельзя помогать жертвам конфликта, будучи врагом одной из сторон. Раненый - он в любом случае раненый, "чьим" бы он не был. Гражданское население - это в любом случае гражданское население, которое ни в чем не виновато.

Главная идея Красного Креста - "мы не носим оружия, наша эмблема нас защитит", потому что это символ милосердия на поле боя - мы действительно ей следуем. Мы очень хотим, чтобы люди - просто люди, военные, и власть имущие, это поняли. Для нас это жизненно важно - ведь в нас тоже стреляют. Наш офис в Багдаде взорвали в октябре прошлого года, наши сотрудники погибли в Афганистане, в Чечне в 1996 году. А от этого страдаем не только мы - люди, которым помощь Красного Креста нужна больше всего, могут ее не дождаться.

Но мы надеемся, что пространство для независимой, нейтральной гуманитарной деятельности у нас останется. А те, кто говорит о гуманности и милосердии, в первую очередь должны понимать, что гуманность и милосердие должны проявляться в одинаковой степени ко всем. Перефразируя Дж. Оруэлла, замечу, что в гуманитарной деятельности не должно возникать такой ситуации, когда "все равны, но некоторые равнее".